Внутренний мир человеков так многообразен, настолько. Настолько, что дальше некуда.
Иногда это сухость такая, сушняк. Излагает человек так, как будто сухарь не прожевал. Жуёт, жуёт, и никак. Безразличие такое и отстранённость. Наверно, в постели это будет:
- Ну, Машенька, ты кончила?
- Кончила, Николай Иванович! Кончила. Можете в ванную. Итить.
Последнее слово на старославянском. От волнения.
Иногда там, в душе, не то что сухо. Как в рекламе памперсов. " Я писию, писию, а там всё сухо и комфортно". А холодно. Говорят, англичане экономят на отоплении. В квартирах карачун. Плюс квамперфект 14, хорошо, если 18. В душах тоже бывает холодно. Вселенская такая стужа и печаль. Мне этого не понять, но вот есть. Разбить этот лёд, как Александр Сергеевич утром кулачком в кадушке перед окунанием, невозможно. Хорошо, если просто холодно, а не строго и сурово.
Есть тоскливо, депрессивно. Тогда.. Даже не знаю, что тогда. Ты же не напишешь :
- Взбодрись, Тряпка! Встань и иди, Квашня!
Хотя мне кое-когда так говорили. Один раз в зарубежах я свалилась с неведомой болезней. К унитазу ходила целоваться через 20 минут. Меня красиво рвало по часам. Гостиничный номер как назло был необыкновенной красоты. Зелёненькие шёлковые шторы, белоснежный и вид на пустую площадь. Я бы хотела умирать в таком.
Мне лететь, у меня билеты на самолёт. А куда я такая? Никуда. Нашлась одна железная девочка. Подняла меня :
- Встань и иди!
И, самое интересное, я встала. Взяли мы у портье зонтик огроменный и вдвоём под одним зонтом под кромешным ливнем пересекли эту площадь и доплелись до русского кафе. Кафе это было "мясо, картошка". Вроде того. Хотя мы там на двоих брали алюминиевую кастрюлю с вечным огнём под ней. С кусками разной рыбы, крупно порезанной. Акульими плавниками и побегами тростника.
Взяла я чай, огляделась вокруг. Всё заиграло новыми красками. И я улетела на следующий день.
Journal information