Был такой писатель и художник уникум Бруно Шульц. Польский еврей. Осталось от него две книжицы небольшого формата, можно запихнуть в карман. Новеллы "Коричные лавки" и "Санатория под клепсидрой". Благодарное человечество рассталось с гением довольно странно. Во время оккупации Польши немцами во время Второй мировой войны Шульц приставлен был рабом к дому немецкого офицера. Его хозяин вступил в конфликт с другим немцем, карточный долг или что-то такое.
Возвращаясь поздно вечером к себе в гетто с буханкой хлеба за пазухой через «арийский квартал», он был застрелен прямо на улице офицером СС Карлом Гюнтером.
Как выяснилось позднее, это была банальная месть Гюнтера своему коллеге Ландау, который несколькими месяцами ранее точно также – «без суда и следствия», застрелил на улице «личного» стоматолога Гюнтера, тоже местного еврея.
- Я пристрелил твоего еврея!
- Ах, так! Тогда я пристрелю твоего!
Некоторые его литературные произведения и почти вся живопись утрачены.
Была небольшая драчка, чей Шульц по принадлежности писатель? Украинский, еврейский или польский? Территориально он жил на территории Украины, по национальности еврей. Но писал по-польски.
Писал так:
-"Замороченные светом, листали мы огромную книгу каникул, все страницы которой полыхали сверканьем и на дне хранили сладостную до обморока мякоть золотых груш."
-"Прохожие, слоняясь в золоте, жмурились от зноя, словно глаза им залепило медом, а вздернутая верхняя губа открывала их десны и зубы. И на всех, мыкавшихся в златоблещущем дне, была одна и та же гримаса жары.."
Вот такими мякотями золотых груш и зажмурившимися глазами, залепленными мёдом,- непрерывной чередой. Без остановки и продыха. Пока не истаешь, не истомишься от вечной сладости метафор, не обалдеешь окончательно и не впадёшь в текстовый экстаз, эйфорию. И не кончишь или кончишься, не прекратишься быть и чувствовать. Вот такого человека пристрелил на улице гестаповец, не догадываясь, на что он руку поднимал.
Journal information