- Пошли есть пирожки с капустой в Донском монастыре.
Мы рядом были. Пирожки не айс, постные. Но монастырь... В нём что-то есть. Пол там такой чудной, какие-то чугунные плиты с геометрическим рисунком колоколами. Иконостас за золотым резным заборчиком с воротцами аккурат перед иконой божьей матери с младенцем. Точно такая была в моём детстве. Сестра моей бабушки Полина была верующей. Ах, если бы я могла верить! Но не дано. Так только, ловить эту ауру святости в церквах, не более того.
Мужчины проходили за золотой заборчик и молились. Как они молились! Один дяденька с портфелем для ноутбука, с седой бородкой и совершенно тёмными волосами на голове подошёл к иконе и стал наклоняться, бить поклоны, что ли. С каждым наклоном обнажая узкий зад под бежевыми слаксами. Ну, и совсем молодой бритый парень. Стал на колени и шептал что-то долго, долго божьей матери, сложив руки перед собой. Чего так долго можно просить, даже не знаю. Женщины менее оригинальны- никто так не усердствовал. Просто ставили свечку и всё. И уходили как тени. Выходишь оттуда с каким-то странным чувством освобождения и идёшь по снегу к воротам. Мимо пробегает молодой, почти бестелесный поп, шаркает ножищами под чёрной рясой. В головном уборе и чёрной куртке. И сворачивает на бегу влево, где церковные домики со светящимися окошками. А мы уходим из этого царства нирваны, садимся в машину и уезжаем. А Божья матерь остаётся. Всё там же, на золотой стене на тёмной от времени иконе. И всё также смотрит странным взглядом Мадонны. Колеблется, падает пламя свечей, и потолок в росписях уходит в неведомую тёмную даль. Высоко-высоко, в самое небо.
Journal information