Воскресенье в Москве. Конечно, это не воскресенье в Дублине как у Бредбери. Роковой приговор, когда слова падают как с обрыва в пропасть и никогда не достигают дна. Слышен звон погребальных колоколов. Ты рывком натягиваешь на уши одеяло и слышишь шуршание траурного венка, который вешают на твою дверь. Чувствуешь, как туман скользит мягким и влажным языком, забираясь под карниз гостиницы и хочет поглотить тебя. Пабы закрыты, открываются только на час. Билеты в кино распроданы за три недели. Лучше вообще не вставать с постели и проваляться в ней до вечера.
Тебе нужно работать, смотреть Форс-мажоры некогда. Ты варишь рисовую кашу, сначала на воде, потом плещешь туда молока. Упругие рисины надуваются и расплываются под напором молока, индукционного жара плиты и циркулярных движений руки с мельхиоровой столовой ложкой. Чуть зазеваешься и бац- подгорело. Кастрюля с керамическим покрытием довольно капризна, как провинциальная унылая девица в затхлом городском парке, сидящая на скамейке. Нет девушки, и эта не девушка, одно недоразумение.
Глотаешь тужур рисовое тянучее волшебство из тарелки, косясь одним глазом на Мажоров, как лошадь в стойле Румянцевской церковной канюшни и тащишься арбайтен. Глазеть на роскошество, тебе недоступное, и убожество. Доступное, но не желаемое. Как обычно, решаешь проблему выбора с закосом иногда в ничтожество. И грызёшь себя поедом потом за это. Сгрызёшь полностью и ничего не останется.
Вечером кафе, новая официантка с упругим задом, вылезающим из объятий чёрного официантского фартука до пола. У другой всё влезло, худая как щепь, у моей нет. Смотришь, как она идёт от тебя на кухню, неторопливо, как в замедленном сне. Передвигает длинные кобылячьи ноги спортсменки в разрезе фартука- что занесло её в официантские дебри? Вдали у барной стойки шум- две девицы переходного возраста с длинными тонкими волосами напились и падают попеременно с высоких барных стульчиков, тихо ругаясь матом. Серьёзные соседние дяденьки поднимают неваляшек с пола и водружают обратно- туда, где были.
Идешь в туалетную комнату, произведение искусства. Синие, как крашеные акварелью, стены. Зеркало в ампирной раме и краны- медные, как из прошлого века. Мягкий блеск матового металла с фарфоровыми набалдашниками. Понимаешь, что жизнь прекрасна, туалетная эта комната прекрасна с её синими размазанными стенами и медными кранами- спортивная официантка с фартуком вписывается в эту идиллическую картину. И всё хорошо, и будет ещё лучше.
Journal information