Лето было уже на закате. Скатывалось как солнце вечером с малиновым звуком в тёмную полосу леса на горизонте. В зубчатые тёмные ореолы вершин. Окрашивало на мгновенье низ неба ярким аметистом и гасло, погружая подсвеченный небосвод, да и всю начинающуюся ночь, в тёплую молочную тишину. Когда замрёшь на садовой узкой тропинке и видишь очертанья сучьев с хрусталиками звёзд. Тёплые воздушные струи просачиваются сквозь кроны почти чёрных в ночи листьев. Так пахнет землёй, садом, цветами, бело-розовыми охапками , еле различимыми в темноте.
Он прошёл через веранду в дом. На улице ажурной крахмальной скатертью был накрыт стол. Крутились бабочки вокруг лампы. В вазе, фарфоровой, сетчатой, лежали яблоки белый налив. Через треснутую нежнейшую кожуру проглядывала сахарная бледно лимонная мякоть. Откусил яблоко и пошёл в дом, затворив за собой высоченные, под потолок скрипучие белые двери. Она стояла в гостиной у книжной полки. Он подошёл и притянул её к себе. Молча, ни слова ни говоря. Она с интересом посмотрела как бы - И что дальше? Потом сама прижалась к нему и прошептала:
- Мы не увидим, если кто-нибудь войдёт.
Ничего не видящими мёртвыми глазами посмотрела сквозь него и медленно провела рукой .. Потом замерла так, стиснув зубы. Вдруг повернулась резко и пошла, шелестя шифоном платья и безразлично повторяя:
- Как поздно, уже совсем поздно.
Следующее утро он встретил в её постели. Бабушка звала её к чаю есть горячие рогалики с кремом. Она, не шевелясь и совершенно не беспокоясь, продолжала лежать рядом с ним в постели. И, не моргая, изучать цветочный рисунок на обоях. Персиковых, с выбитыми хризантемами цвета топлёного молока. Полуобморочно кружилась голова от запаха её тела.
К вечеру она поехала на станцию к поезду на Питер. Он стоял на перроне, внутри у него всё кричало от отчаяния. Она махнула ему из окна вагона рукой в лайковой перчатке. Поезд дёрнулся, заскрипел колёсами и медленно тронулся. Больше он её никогда не видел.
Journal information