-Мама наша была маленькая и похожая на девочку. Все мамы других мальчиков были большими, широкими, с грубыми голосами и даже усиками над верхней губой. А наша.. Как она могла быть нашей матерью, не укладывалось в голове. Маленькие грудки, голубая юбка и красная шерстяная кофта. Приходила она поздно и ныряла в постель, где уже лежали мы с братом. Говорила " была в кино", или " ходила в ресторан". Где она на самом деле была, никто не знал.
Короткие вьющиеся волосы, жёлтая ароматная пудра на лице и вечная сигарета в руках. Казалось, сигарету она никогда не выпускала. И даже ночью дымила в постели с книгой в руке. Приходила, " отвернитесь" и ныряла в постель в скользкой шёлковой комбинации. Матери у них как бы и не было. Была бабушка, тёплая, мягкая. К ней можно было прижаться, схватить со сковороды ещё горячий тёплый пирожок и, обжигаясь, тащить его в рот. Надкусывать и вертеться по кухне на одной ножке. Был привратник Джузеппе, чахоточный старик, запирающий железную калитку в каменной невысокой изгороди. Из огромных светлых камней известняка. Неправильно обработанных и скреплённых серым раствором.
Когда мы оставались с ней одни, то становилось страшно. Мать наша была пустым местом. В магазине она путалась, стеснялась что-то спросить. Сама застенчивость. Оставляла везде перчатки, сумку, зонтик. С ней, вообще, стыдно было куда-то ходить. Когда мать уезжала на работу, мальчики ели жареные каштаны или хлеб с чесночным соусом. Потом шли на площадь, где крутились и ворковали жирные голуби. Возвращались и сидели на коленях у бабушки. Бабушка была мягкая, рыхлая. В чёрном шерстяном платье с вырезом, в котором виднелось белая хлопковая рубашка. С медальоном дедушки на груди. Бабушка всё шептала что-то нежное, жалостливое на своём диалекте. И становилось тепло. Хотелось обнять её за шею двумя руками и повиснуть. Висеть, чтобы над тобой склонилась головка с волосами на прямой пробор с проседью. Покрытая сзади чёрной косынкой, завязанной узлом.
Когда мать приходила домой совсем поздно, после полуночи. Дед выскакивал во двор и орал, надрываясь :
- Где ты шлялась, как последняя сука, обезумевшая течная сука. Сука ты и есть!
Потом мать залезала под одеяло и долго тряслась там, плакала навзрыд.
Мать похудела, почернела вся. Почти ничего не ела. И долго плакала, заперевшись в спальне на ключ. Один раз она не пришла ночевать. Говорят, её нашли утром в отеле. Она отравилась.
Journal information